Глава 4
Они легли вместе. Кровать и правда была достаточно велика, чтобы они могли не касаться друг друга, если им этого не хотелось.
Джулия никак не могла удобно устроиться. Она вертелась, и крутилась, и пыталась переложить подушки и одеяла, и поминутно извинялась за то, что беспокоит при этом Мэйсона. В конце концов ему пришлось мягко ей объяснить, что ее извинения беспокоят его больше, чем ее движения. Она снова пробормотала «прости», и еще четверть часа прошла в молчании.
- Может, помассировать тебе спину? – неожиданно предложил Мэйсон.
- У меня и правда спина болит, но, Мэйсон…
- Все в порядке. Я не против. – Горячими ладонями он растер верхнюю часть ее спины и плечи.
- Спасибо, - прошептала она. Такого короткого сеанса массажа оказалось достаточно. Она положила голову ему на плечо, и вскоре ее дыхание выровнялось; Джулия уснула.
Теперь Мэйсон мог снова сосредоточиться на том, что ему следует предпринять в отношении таинственной Елены Николас. При чем здесь его мать, хотелось бы знать. К великой его досаде, он вынужден был признать, что никогда ничего не понимал в мотивах Памелы. Когда он был в плену, Индеец и другие упоминали о «начальнице», возможно, это была Елена. Контактируя с ней, подвергает ли Памела себя опасности? Кто-то атаковал Келли, Иден и его самого; он был уверен, что Памеле пока никакого вреда не причинили.
В любом случае, подумал он, как взрослый сын он обязан выяснить, в опасности ли она, и попробовать эту опасность предотвратить.
С этой мыслью Мэйсон и заснул.
Конечно, чуда не произошло. Кошмары никуда не делись; и в эту ночь, как в любую другую, ему снова пришлось задыхаться в полной дыма комнате, плевать в ухмыляющуюся рожу Индейца – как врезалась в память каждая черта! – умирать от жажды, ожогов и сердечной боли, извиваться в беспомощном унижении… В какой-то момент, как обычно, ужас и боль выплеснулись в стоне.
Он не вполне проснулся, когда его лба коснулась прохладная рука.
- Все в порядке, все в порядке, - сказал нежный голос. – Ты в безопасности, ты дома, все хорошо.
Он все еще был на грани сна и яви и на какое-то мгновение превратился в пятилетнего малыша, плачущего в своей одинокой кроватке.
- Мама? – спросил он с надеждой.
Пауза. Он понял: это никак не может быть мама, она же ушла, оставив его, и никогда не вернется. К горлу подступили рыдания.
- Мэйсон, - произнес голос, - я не твоя мама. Но все в порядке, ты в безопасности. Я останусь с тобой.
«Джулия» , подумал он с неожиданно огромным облегчением. Это же Джулия, и она обязательно останется с ним. Памела жива; а это – Джулия; слава Богу. Он улыбнулся и вздохнул, выпуская со вздохом всхлип, и поймал ее руку, не открывая глаз.
- Останься со мной, - попросил он.
- Конечно, останусь.
Очень скоро он снова уснул, и на этот раз он стоял где-то, как будто бы на чердаке, разговаривая с Памелой. Уже вполне взрослый, в костюме, галстуке и все такое; стоявшая перед ним Памела казалась ему чужой, незнакомой. Совсем не та мама, которую он искал. Зачем она вернулась? Почему она позволила ему думать, что покончила с собой? И почему вообще она делает то, что она делает, - он никогда этого не понимал.
- Мама, - говорил он, - скажи мне. Кто тебе эта Елена?
- Елена? – Памела притворялась, что не понимает, о чем речь.
- Ты же знаешь, Елена Николас.
Нет ответа.
- Доктор Николас – он твой любовник?
- Нет, это мой старый друг; как ты можешь говорить такие ужасные вещи – и думать так о твоей собственной матери…
- Мама, - терпеливо говорил он, - ты же взрослая женщина, разведенная, овдовевшая; у тебя вполне может быть любовник, и, конечно, это не мое дело. Просто скажи мне, при чем тут Елена. Она тебя шантажирует или что?
- Мэйсон, ты же знаешь, я всегда тебя любила и никогда не хотела уезжать от тебя – так что совершенно незачем мучить мать подобными допросами…
Та же старая, старая, старая сказка. Она не слушала – она его не слышала.
Долго-долго и безнадежно; но, слава Богу, это хотя бы был не кошмар.
Мэйсон проснулся с первыми лучами солнца и некоторое время лежал, размышляя.
Вскоре зашевелилась и Джулия.
- Доброе утро, - сказал он. – Извини, меня снова мучили кошмары.
- Я знаю. Ты думал, я твоя мама.
- Я знаю, чья ты мама, - сказал он, нежно касаясь живота Джулии. Она тоже улыбнулась.
- О чем ты думал? – спросила она. – У тебя было такое серьезное лицо.
Мэйсону не хотелось отвечать, но грубым он быть тоже не хотел.
- Вспоминал стихи. Джона Донна, - ответил он.
- Стихи.
- Угу.
- Прочитай мне.
- «И не надейся в женщине
Ум обрести; в лучшем случае
Они милы и остроумны *…» - процитировал Мэйсон, глядя на Джулию глазами, в темной глубине которых плясали чертики.
Она перебила, немедленно закипев негодованием.
- Как ты смеешь цитировать это женщине, которая…
Он обожал эти игры.
- Я не о тебе думал, - «поправился» он торопливо.
- Нет? – переспросила Джулия, и в ее голосе прибавилось угрозы.
- Нет. Я думал о… - он не сдержал улыбки. – О другой женщине.
- Ты здесь лежал, обнимая меня, и думал о другой женщине? – уточнила Джулия.
- Ну да…
В ответ на это она как следует его лягнула. Вслед за этим ему в голову полетела подушка – но он увернулся.
- Ты все время устраиваешь сцены по поводу этой женщины, - пояснил он.
- По поводу кого? – спросила запыхавшаяся Джулия. Она стояла на кровати на коленях, сверху вниз глядя на лежавшего Мэйсона.
- Мамы.
- А. И скажи, пожалуйста, почему это тебе не следует надеяться на наличие ума у твоей матери?
После того, как ревность была успокоена, в Джулии просыпалась феминистка. Это неизменно забавляло Мэйсона.
- Потому что, - сказал он, захватывая ее запястья. – Просто потому, что Донн сформулировал общее правило, из которого я знаю только одно исключение, и это моя милая невеста.
Она сварлива так, для виду только,
На деле же голубки незлобивей;
Не вспыльчива совсем, ясна, как утро;
Терпением Гризельду превзойдет…**
- Понятия не имею, кто такая эта Гризельда, - проворчала Джулия. – Надеюсь, хоть это не твой дурацкий Донн, а нормальный Шекспир?
Мэйсон рассмеялся.
- Верно. Целуй меня, Кэт!
Она так и сделала – спрашивая себя, что это нашло на Мэйсона, но, тем не менее, благословляя это, что бы то ни было.
* стихотворение «Алхимия любви», перевод мой
** «Укрощение строптивой», перевод П.Мелковой
Глава 5
Мэйсон напился в тот же день, к вечеру.
Он сделал все, что нужно, в офисе и в суде. Дал детективам исчерпывающие инструкции относительно Елены Николас, ее прошлого и настоящего. Разыскал Перла и предложил описать Индейца художнику, чтобы они могли располагать его портретом, что и было сделано. Еще было известно, что он ездил к Памеле. После этого Мэйсон появился у «Джонни» и напился.
София хотела поговорить с Бриком и повидаться с Джонни, Сиси проводил ее до кафе. И пока София общалась со своим сыном, Сиси заметил своего.
Сиси покачал головой. С одной стороны, чего еще следовало ожидать, сказал он себе. Мэйсон столько перенес. С другой стороны – он же сын Сиси Кэпвелла, почему же он такой слабовольный? Сиси быстро пересек зал и сел за столик Мэйсона.
- Доброй ночи, сын, - сказал он мрачно.
В глазах Мэйсона вспыхнула, как показалось Сиси, злобная радость. Как хорошо, когда твой неизменный противник (если не враг) появляется перед тобой в такой подходящий момент, когда твой мозг балансирует на грани желанной тьмы забытья и безжалостного света реальности. Самый лучший вариант для того, чтобы выплеснуть свою злобу на того, кого ты всю жизнь винил в любой своей неудаче.
- Привет, пап, - хрипло ответил Мэйсон. – Пришел позлорадствовать? Сказать «я так и знал»?
Сиси снова покачал головой.
- Нет, Мэйсон.
- Знаешь, папа, сначала я думал, они хотят выкуп за меня получить, - доверительным тоном продолжал Мэйсон. – Я уж попрощался с жалкой своей жизнью…
- Зачем ты так?
- Я знал, что ты и пальцем не шевельнешь – не говоря уж о том, чтобы хоть цент потратить – для своего сына-неудачника.
- Я не заслужил такого, - сказал Сиси, изо всех сил стараясь сдерживаться. – Ты же мой сын…
- А разве когда-то это что-нибудь для тебя значило? Что-то не припоминаю. – Мэйсон помолчал, глядя на Сиси через пустой стакан, как через телескоп. – Папа, - прибавил он потом саркастически.
- Сын. – Сиси склонился над столом и понизил голос. – Что ты творишь со своей жизнью?
- Ничего нового. Не надо делать вид, что тебе это не всё равно, папа. Тебе не идет.
Ну почему он столь безжалостен, подумал Сиси с всепоглощающей горечью. Сколько времени потеряно зря, потрачено на ненависть. И как легко теперь Мэйсону отвергать все, что бы ни озвучил его отец.
Но он попробовал снова.
- Мэйсон, тебя ведь ждет Джулия. Наверное, она волнуется. Вы вот-вот поженитесь…
- Думаешь, я забыл? – Мэйсон нахмурил брови. – Я вряд ли смог бы, но, возможно, мне следовало бы.
- О чем ты? – Сиси тоже нахмурился, и его выражение было зеркальной копией лица сына.
- А. Когда это ты успел заделаться таким поклонником Джулии, папа?
Сиси не отличался терпением.
- Ты собираешься заставить страдать мать своего ребенка? – закричал он. – Тебе не приходит в голову, что она может и передумать насчет брака?
Он посмотрел в глаза своему первенцу:
- Или ты именно этого и добиваешься?
- Ой, папа, - сказал Мэйсон устало. – Твои попытки изобразить отцовскую заботу…
- Секундочку, Мэйсон, - Сиси мог быть очень упрямым, если хотел. – Так ты именно этого и добиваешься? Но почему? Вы поссорились?
- Нет. – Мэйсон вздернул бровь, как будто подзадоривая Сиси: попробуй угадай.
- Ты в ней разочаровался?
- Нет.
- Но что случилось?
- Она прекрасная женщина, папа.
- Но ты с ней несчастлив?
Мэйсон покачал головой.
- Снова промах.
- Она прекрасная женщина, с которой ты счастлив, и потому ты делаешь все возможное, чтобы она от тебя ушла, - подытожил Сиси, отказываясь в это верить.
- Ну вот, на этот раз все верно.
- Мэйсон, нет! - …но Сиси уже знал, что это правда; страшно было смотреть на призрак улыбки, витавшей на лице Мэйсона, почти как заглядывать в пропасть. - Но почему, почему, сын?
В обычном состоянии Мэйсон вряд ли стал бы отвечать, и уж в любом случае, не своему отцу. Но на этот раз – то ли разговор с Памелой так на него повлиял, то ли предшествовавший долгий период без алкоголя, - на этот раз он ответил.
- Мама бросила меня, - проговорил он. – Она меня любила, но бросила.
Сиси знал, что эта рана не заживет и поступок не будет прощен. Он просто не знал, что ответить, и промолчал. Это было к лучшему, потому что Мэйсон выдержал долгую-долгую драматическую паузу.
- Мэри, - сказал он и кашлянул, чтобы скрыть нервный спазм в горле. – Она меня любила и оставила навсегда.
- Так ты боишься, что Джулия тебя оставит? – Сиси даже не мог этого вообразить. – Ты настолько боишься, что отталкиваешь ее? Слишком боишься, чтобы рискнуть? Слишком, чтобы хотя бы принять ответственность за разрыв?
Мэйсон засмеялся.
- Ничего я не боюсь.
- Ну да, - сказал ошеломленный Сиси. – Ты охвачен ужасом.
- Вот увидишь, - возразил Мэйсон. – Она не захочет иметь со мной дела. Никто не хочет.
Сиси беспомощно взирал на сына, и ярость в нем смешивалась с болезненным осознанием того, что в том, каким стал Мэйсон, есть и его вина.
- А теперь просто уходи, пожалуйста, папа, - попросил Мэйсон. – Пожалуйста. Просто уйди.
- Мэйсон…
- Уйди.
Неслышно подошла София; сейчас она сжала плечо Сиси.
- Пойдем, милый.
Сиси встал и снова повернулся к сыну.
- Мэйсон. Не хочешь… - голос подвел его. – Не хочешь поехать с нами домой? Провел бы ночь в своей старой комнате…
Мэйсон покачал головой; на лице его играла все та же странная улыбка.
- Нет, пап. Ничего уже не вернешь.
ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ
Ольга Лисенкова
